Когда автор «Великого Гэтсби» Скотт Фицджеральд поделился с Эрнестом Хемингуэем «ценным» наблюдением, что «богатые – не такие, как мы», тот ответил равнодушно: «Да, у них денег больше…». А политики, они тоже «не такие, как мы»? Эта закрытая часть молдавского истеблишмента редко открывает «дверь» – как в свою частную жизнь, так и в сокровенные мотивы поступков, увлечения, слабости и истинные намерения. А обществу хочется о них узнать больше. Как, например, об Игоре ДОДОНЕ, одном из самых молодых и быстро набирающем влияние лидере политического формирования, фигуре, вокруг которой постоянно идут споры…
По законам Дарвина
— Вы, Игорь Николаевич, наш истеблишмент хорошо знаете. Чем политики от «нормальных», среднестатистических людей отличаются?
— От «нормальных» людей? (Смеется). Нет, если серьезно, политика намного сложнее, чем бизнес. Здесь нет правил. Нужно быть хищником. Закон Дарвина работает на всех уровнях: естественный отбор, и… выживает сильнейший. В политической борьбе нет друзей, есть партнеры. Нет даже постоянных партнеров – есть конъюнктурные временные союзники. Нет врагов – есть политические оппоненты. По крайней мере, лично мне один высокопоставленный чиновник еще в 2009 году сказал: «Ох, и трудно вам будет, господин Додон, в политике… уж больно вы порядочный!». Но я не жалею об этих трех годах в политике и до сих пор верю, что в ней можно держать данное слово.
«Потерял 15 кг…»
— А от чего вам пришлось отказаться, когда пришли в политику?
— А я никогда не думал, что займусь политикой! Независимо от должностей, был уверен, что всю жизнь буду заниматься экономикой. Даже когда был министром экономики и первым вице-премьером, политиком не собирался становиться. Быть технократом – хорошим профессионалом, заниматься конкретным делом, теми же структурными реформами – меня это вполне устраивало! Кстати, до 2005 года, несмотря на напряженный график (работая на рынке ценных бумаг, я еще успевал читать лекции в трех вузах), играл в волейбол пять раз в неделю. Но не прошло и полутора недель работы в должности замминистра экономики, как о спорте и о преподавании, которое мне многое давало, пришлось забыть. Но самая большая потеря – время для семьи и детей. Выезжал в 6 утра, возвращался домой в 11-12 ночи. Я подписывал по 600-700 документов ежедневно, конечно, не механически. За первые два месяца такой работы я потерял 15 кг.
— Нет настоящей работы, которая не держалась бы на некоем «драйве» или азарте. А что в министерстве служило таким «драйвом»?
— Когда можешь на что-то влиять реально, что-то конкретно улучшать в масштабах страны – это дорогого стоит. В 2007 году я стал одним из авторов ряда либеральных реформ: амнистии капитала, налоговой амнистии, «прибыль ноль» и других. Удалось убедить коллег и В.Н. Воронина провести эти реформы. Это был рывок вперед. О Молдове заговорили в экономических кругах СНГ – и не только: меня тогда пригласил на престижный экономический форум министр экономразвития и торговли РФ Герман Греф. В заключение форума дали минут десять для выступления, и только я успел рассказать о том, что мы в Молдове успели сделать, как половина зала поднялась, стали хлопать. А ведь это была непростая публика: бизнес-элита, ведущие экономисты… В 2008 году я уже мог, что называется, «в ручном режиме» влиять на макроэкономические процессы. Появилась своя команда. И если, например, сегодня что-то делал, через два-три месяца уже видел результаты. А иногда видел их практически сразу. Мог бы рассказать в качестве примера, как мы остановили спекуляцию сахаром, привести другие случаи, но, боюсь, это займет много места. Каждое утро я разговаривал с руководителем Нацбанка, и уж точно не было такого, чтобы за одну ночь – по «необъяснимым» причинам! – лей упал на столько пунктов по отношению к евро, как случилось недавно…
Вернуть стране завтрашний день
— Вы сказали, что в экономике занимались «чёткими вещами». А что политика дала взамен?
— Я не затворник по природе, люблю общение, вообще – людей. Мне они интересны. Скажем, преподавательская деятельность, помимо профессиональной отдачи, давала ценное общение со студентами, а при работе в Минэкономики живой контакт с людьми был потерян. Политика, разумеется, дает в этом смысле неизмеримо больше. Только в избирательную кампанию у меня бывало по 200 встреч за пару месяцев, а это 30 тысяч человек, их жизнь, вопросы, проблемы, их здравый смысл и видение ситуации.
— Эти встречи что-то в вас изменили?
— Знаете, я начал больше верить в страну и в её людей. Почувствовал это не сразу, а в поворотный момент жизни, когда в октябре 2009 года передо мной стал выбор – остаться в Молдове или уехать. Предложения были очень престижные, с перспективой – в международных финансовых структурах в России, от Валютного фонда, Всемирного банка… Было о чем задуматься на фоне немалого разочарования тем, что у нас происходит. И я не уехал главным образом из-за того, что во время избирательной кампании я людям что-то обещал, говорил, что можно в этой стране сделать жизнь лучше. В общем, место жительства менять не собираюсь несмотря на то, что в Молдове стало жить еще тяжелее и, если такими темпами и дальше пойдет, лет через пять, а может быть, и раньше, в стране останется не больше полутора-двух миллионов человек. Люди никому не верят, не видят выхода из ситуации, а главное – перспектив для своих детей. Надо людям вернуть уверенность в завтрашнем дне.
— А что из советского прошлого стоило бы взять в сегодняшнее настоящее?
— Ответ лежит на поверхности: тогда существовала некая общая идея. Разумеется, не о комсомоле или коммунизме речь. Люди гордились своей страной, своей республикой. Это естественное, нужное чувство. Так что стоило бы снова обрести эти важные чувства – гордость и уверенность – в виде сплачивающей гражданское общество Молдовы национальной идеи. И, хотя наша партия в оппозиции и у нее нет таких масштабных средств и возможностей для продвижения своих проектов, как у партий власти, нам хотелось помочь в поисках этой национальной идеи. Этому и был посвящен наш проект «Я люблю Молдову!», запущенный 7 апреля 2011 года.
Исторические провалы
— Почему же в свое время ПКРМ не сплотила общество подобной патриотической идеей?
— Таких возможностей, какие были тогда у ПКРМ, ни у одной партии в ближайшем будущем не будет: ни в плане доверия населения, ни такого большинства в парламенте – в 60-70 мандатов. Тем и обиднее, что если нам тогда удалось сделать что-то в экономике, то в идеологическом, нравственном плане всё было пущено на самотек. Нужно честно признаться: с этой задачей – возродить здоровую национальную идею – Воронин, к сожалению, не справился. В 2001 году «побоялись» поменять румынский язык на молдавский, «побоялись» заменить учебник «История румын» на учебник «История Молдовы», «побоялись» и затеять такую кампанию – «Я люблю Молдову!». Да, были бы отдельные протесты, да, Рошка сжег бы флаги на площади, развесил бы что-то на деревьях. Ну и что? Осталось бы то, что перевесило бы все остальное, – правильный курс на возрождение молдавского гражданского общества и нации.
— Вместе с Приднестровьем? Или там уже построили свою отдельную идентичность?
— Если бы в 90-х годах Кишинев четко определил молдавскую идентичность нашего народа, то не было бы ни войны, ни приднестровского и гагаузского сепаратизма. Политики того периода сделали грубейшую ошибку, начав румынизацию страны, и теперешние власти предержащие продолжают ту же разрушительную «традицию» – слепо ведут страну к дальнейшему расколу. Считаю, что Приднестровье еще можно вернуть в состав Молдовы. Для этого нужно сделать три фундаментально важных шага на государственном уровне: вернуться к нашей общей молдавской гражданской идентичности, включая молдавский язык (как это было во времена МССР); переключиться с внешней интеграции страны к внутренней (это должно стать приоритетом); начать развивать проект федерализации страны как единственно реальный путь восстановления территориальной целостности Молдовы. Я хотел бы высказаться по этому вопросу более объёмно, и, надеюсь, будет отдельное интервью на эту тему.
О хлебе насущном
— Мы обязательно вернемся к этому вопросу на страницах нашей газеты, а теперь о другом. Вы годами оперировали финансами в масштабе страны. А для вас лично что деньги значат?
— Честно скажу: они у меня надолго никогда не задерживались, за что жена часто упрекала. Когда работал на бирже – зарабатывал неплохо и, если появлялась крупная по тем временам сумма, куда-то деньги вкладывал. В общем, заставлял их работать, как сейчас говорят. Просто я не ставил перед собой такой задачи, как наши миллионеры, – скопить как можно больше денег. Потому что они для меня – не самоцель, а просто средство содержать семью, помогать родным и т.д.
— Может быть, назовете самую крупную покупку, которую вы себе позволили в качестве давней мечты?
— Самая дорогая покупка за всю мою 38-летнюю жизнь – дом, конечно, дом… Я не сразу решился, но этой весной после смерти отца как-то задумался: видно, пора и мне «осесть на землю» своим домом, всё же двое ребят растут. И вот буквально недели три назад, продав свою хорошую двухкомнатную квартиру, где мы жили с 1999 года, и взяв в банке кредит, купили дом. Будем теперь выплачивать.
— Вы были вице-премьером и жили в двухкомнатной квартире? Как мало о вас люди знают… Вот какую книгу вы сейчас читаете?
— Почему книгу – в единственном числе? Я читаю сейчас сразу три книги: очередной бестселлер Н. Старикова «Кто финансирует развал России?», нашумевшую книгу американского глобалиста Дж. Фридмана «Следующие 10 лет» и книгу «48 законов власти» политтехнолога Р. Грина. Они у меня распределены по разным местам: книга Фридмана, например, под рукой – в офисе.
— Но что воспитывает человека больше – неудачи или успехи?
— Одно без другого не существует. В политике, как ни странно, воспитывают проигрыши. Иначе не вырастешь в настоящего политика. Раньше была готовая площадка, на которую я пришел, теперь же приходится начинать все сначала, с нуля строить свою партию. Она молодая, но время сейчас движется быстрее, и я не думаю, что нам понадобится, как ПКРМ, почти 10 лет, чтобы добиться ощутимых результатов.
О чести и совести
— Какой человеческий недостаток вы бы простили, а какой не простили бы никогда?
— Не простил бы предательства, трусости. А простил бы, наверное, легковерие. Увы, сам был и еще бываю легковерен.
— Это вы про господина Тимофти?
— Я был абсолютно уверен, что мы избираем нейтральную фигуру – пожившего на свете спокойного, рассудительного человека, судью, приверженца Закона, который никогда не имел к политике никакого отношения и никогда – заметьте! – политических деклараций не делал… Мы полтора часа с ним говорили в этом кабинете: и про СНГ, и про Румынию, и про молдавский язык… Разговор меня вполне удовлетворил. Я ему поверил. А он оказался тем, кем… оказался.
— А что про разрыв с господином Ворониным скажете?
— Уход из ПКРМ в 2011 году сопровождался очень серьезными разногласиями. Это со стороны так кажется: взял и ушёл! Но многие давно видели и знали: между Додоном, Ткачуком и Ворониным что-то происходит! На самом деле я и тогда просто сдержал свое слово. Потому что не раз говорил Воронину: «Владимир Николаевич, нужно что-то менять… Я так больше не смогу…». А на «нет» и суда нет, как говорится! Считаю, что как раз поступал порядочно: согласен или не согласен был с выбранной тактикой, но пока был в ПКРМ – голосовал, как все, а ушел – начал свой политический проект.
Надо верить
— Сколько времени вы проводите в Интернете?
— Часа полтора в день – не меньше. Правда, Интернет есть в машине, так что, пока еду, многое успеваю. Смотрю новости, но уйма времени уходит, чтобы вести и поддерживать свой блог, страничку на Фэйсбуке. Там у меня постоянно спрашивают: а что вы об этом и о том думаете? А это как понимать? Но у партии есть и своя страничка – «коллективный организатор», и я обязательно вхожу в специальный софт, который мы создали, чтобы напрямую связываться с районными активистами партии: задать вопрос, дать членам команды поручение и т.д. В общем, работы хватает даже в Интернете.
— Вижу, у вас в кабинете много икон. Неудобно спрашивать про веру… Это ведь личное?
— Я скажу, что человек без веры – просто опасный человек. Верить в Бога, в семью, в свою страну, в общем, во что-то светлое надо всегда. А что касается икон – здесь много икон св.Николая: так звали моего отца, этот святой – покровитель моего дома, храм нашего села – тоже св. Николая… Вот я, кажется, и ответил на все вопросы?
Беседовала Елена ШАТОХИНА для АИФ
14 августа 2013 года.
